Sometimes solutions aren't so simple
Sometimes goodbye's the only way...
[indent]Время... Время, превратившееся было в непонятную тягучую субстанцию, чувствовавшуюся на кончиках пальцев, вдруг неимоверно ускорило свой бег, отсчитывая часы, минуты, секунды... Сколько их у него осталось? Сколько остается вздохов до той поры, когда дышать станет попросту нечем, и он погрузится в кромешную тьму? Глупо и странно считать отпущенное тебе количество вздохов. Но не тогда, когда ты понимаешь, что их действительно можно сосчитать, что это число существует в твоей личной математической вселенной. Когда-то он любил математику, когда-то ему прочили большое будущее в этой науке... Сейчас его знания нужны лишь для того, чтобы отсчитывать удары своего сердца. Последние удары сердца. Так глупо, так смешно! Еще вчера это сердце было полно любви и огня, но уже завтра оно превратиться всего лишь в кусок мышечной ткани. Ни чувств, ни эмоций, ни сожалений, ни сострадания... Ни-че-го. Хотел ли он прожить эту короткую жизнь как-то иначе? Нет. Может, только постарался бы уберечь тех, при мысли о которых в почти мертвом сердце рождается боль и трепет. Уберечь Полю, который не дожил до своей двадцатой весны и навсегда остался лежать в сырой малороссийской земле, помочь Матвею, пошедшему за братом помимо собственной воли, и который должен будет прожить теперь тройную жизнь - за себя и за братьев, оградить от всех свалившихся на них ужасов Мишеля, брата не по крови, но по устремлениям души, который бьется теперь словно птица в клетке в соседней камере, разрывая сердце Сергея на миллионы кусочков - вовеки не склеишь теперь. "Потерпи, Мишель, скоро мы оба будем свободны".
[indent]У Сергея сегодня много дел. Кто бы мог подумать, что перед кончиной нужно столько всего успеть. Он бы улыбнулся от таких мыслей, но, кажется, давно разучился это делать за долгие полгода пребывания в Петропавловской крепости. Прощальное письмо для Матвея уже написано и дожидается своего часа, когда отец Пётр заберет его, чтобы передать брату. Прощальное письмо...Сергей снова взял с Матвея слово, что он будет жить, жить, несмотря ни на что, и даже думать не посмеет о том, чтобы покончить с собой. Теперь ему предстоит остаться одному, но когда-нибудь они снова обретут друг друга в Царствие Божьем. Оставалось надеяться, что не скоро. Впереди была короткая ночь. Последняя короткая ночь в его жизни. Ночь, в течение которой нельзя было оставлять Мишеля ни на секунду. Он должен быть сильным за них обоих. Ему некогда думать о себе, некогда предаваться отчаянию. Он всегда был достаточно сильным, чтобы пережить даже такое.
[indent]Из дум, в которые погрузился Муравьёв, его выдернул звон ключей, поворачивающихся в замочной скважине его одиночной камеры, и какой-то извиняющийся голос охранника, сообщивший, что ему будет дано последнее свидание, и что сейчас же нужно идти, потому что его ожидают. Сергей Иванович мгновенно поднялся, поправляя на себе видавший виды мундир. Нехорошо заставлять ждать человека, который решил скрасить его последние часы своим присутствием. Сергей думал, что, должно быть, это пришел отец. Ах, сколько горечи ему довелось доставить своему бедному родителю, но добрый Иван Матвеевич всё же решил проводить своего заплутавшего сына в последний путь.
[indent]В сопровождении охранника Сергей Иванович прошел знакомым коридором, бросив короткий взгляд на камеру, где теперь находился Мишель. В комнате для свиданий ему уже приходилось бывать прежде, когда как раз приходил отец. В помещении никого не было, и Муравьёв вопросительно взглянул на сопровождающего, который велел подождать. Подполковник (всё еще подполковник) покорно опустился на потертый деревянный стул, не сводя взгляда с закрытой двери. Какая разница, сколько ждать, если конец всё равно неотвратим? Наконец, дверь напротив с тихим скрипом отворилась, и вошедший солдат пропустил вперед... Анну Алексеевну Бельскую.
[indent]Первым же порывом Сергея было вскочить с места навстречу девушке, но, взяв себя в руки, он медленно поднялся, не решаясь сделать шага к некогда еще невесте. Должно быть, она его ненавидит. Сергею Ивановичу подумалось, что для Анны было большим благом, что они не успели связать себя узами священного брака. Супруг - государственный преступник. Каким, должно быть, ударом стало бы такое для слабой женщины. Какое пятно на репутации некогда известного княжеского рода.
[indent]- Аннушка, - слабо улыбнувшись, прошептал Сергей, - Как я рад, что ты пришла. Помолись за раба Божьего Сергея, о большем я и просить не смею.
[indent]Изнутри Муравьёва разрывало от противоречивых чувств. Ему одновременно хотелось и броситься к Анне, заключив ее в объятия, и в то же время он хотел бы, чтоб она вовсе не приходила в крепость. Зачем ей, молодой, красивой, полной жизни видеть почти что мертвеца? Он хотел бы навсегда остаться в её памяти другим. Тем самым молодым капитаном, героем войны 1812 года, а не измученным долгой неволей заключенным.
[indent]- Завтра еще до того, как солнце достигнет полудня, меня не станет, Аннушка. Молись за меня и... вспоминай хоть иногда.
[indent]Обманывать и обещать иное было бы бесчестно по отношению к женщине, которой когда-то клялся в любви. Сергею хотелось сказать еще многое. Попросить прощения за то, что не сумел сделать её счастливой, умолять простить его за то, что вообще мелькнул в её судьбе и так же скоротечно исчез в вечности, но слова сейчас были излишни.

Мой бумажный кораблик
Хотел покорить океанские волны.
Где искать теперь берег,
И как обречённость смыслом наполнить?
[indent]Обреченность, пропитавшая стены "Секретного дома" в Алексеевском равелине, гулко отдавалась от стен маленькой, скудно обставленной комнатки для свиданий. Всё здесь, кажется, вопило о том, что никто не должен выйти живым. Кирпичные стены тихо шептали голосами давно умерших узников крепости, призывая поскорее присоединиться к ним навсегда. И чем ближе был час казни, тем громче и отчетливее становились  эти голоса. Конечно, живым их не было слышно. Живым - живое, мёртвым - мёртвое. Странные ощущения, когда ты еще можешь говорить, дышать, двигаться, но при этом почти уже мёртв. Стены это чувствуют, как и живущие здесь призраки, заблудшие души, застрявшие между мирами. Они сами сейчас что-то вроде призраков - их уже нет для целого мира, а они всё еще пытаются хвататься за ускользающую реальность, заявлять о себе, кричать... Только никто не слышит. Редкий человек обернется, словно почувствовав что-то, да пройдёт дальше. А потом закопают их без креста и таблички, вдали от дорог, чтоб никакой случайный путник не узнал, что были когда-то такие, жили, любили, страдали, верили, рвались... Отчего-то хотелось, чтоб на берегу под ивами, где река прядёт травинку к травинке, где можно встречать красивые закаты и рассветы, пусть они больше и не увидят их никогда. Ах, какие закаты были над Стугной! Если бы знал он, что, уезжает в ноябре из Хомутца в последний раз, то насмотрелся бы вдоволь, чтоб до самой смерти хватило.
[indent]Сергей на мгновение отвёл взгляд. Нет, он не стыдился смотреть в глаза Анне Алексеевне, он всегда был с ней предельно честен - и когда клялся в любви, и когда говорил, к чему рвется его пламенное сердце. Но, должно быть, ему не хотелось, чтобы она запомнила этот взгляд мертвеца, ведь жизни в нем почти не осталось. Он невольно прикрыл глаза, ощутив нежную теплоту ладоней, тепло живого человека, которому предстоит еще долгая жизнь, полная радости и невзгод. Живому - живое. Неправильно привыкать к этим прикосновениям, иначе ему будет в сто крат тяжелее принять свою участь.
[indent]Муравьёв тряхнул головой, возвращаясь из мира грёз и несбыточных мечтаний, в суровую реальность, рамки которой с каждой минутой всё сильнее сужались для него, перехватывая горло и мешая дышать. Аннушка, милая Аннушка теперь лишь укоряла его. Впрочем, вряд ли он теперь был достоин любви этой женщины. Сергей однажды думал, могло ли быть всё иначе в их истории? Никаких волнений, никаких революций, только счастливая семейная жизнь с верной любящей женой и малютками. Наверное, такое могло быть, не будь в его жизни целой цепи разнообразных "если". Если бы не было Семёновского дела, если бы не было малороссийской ссылки, если бы не было в его жизни Мишеля с его страстностью, которой так не доставало самому Муравьеву... Подполковник вздрогнул и мысленно покорил себя за то, что посмел подумать о предательстве той дружбы, которая вообще придала какой-то смысл всему его существованию. Офицер качнул головой. Нет, иначе быть просто не могло. Этими помыслами он дышал и жил, это занимало его беспрерывно последние три года. Хотел ли он другой судьбы? Наверное, хотел. Но отказаться от мечты не был готов даже на пороге смерти.
[indent]- Милый мой друг, Аннушка, - с улыбкой проговорил Сергей Иванович, - Я верю, что всё было не напрасно. Пройдут годы, может быть, даже десятки лет, но голос наш будет услышан, и жертва наша не будет напрасной ни перед людьми, ни перед Господом.
[indent]Сергей осторожно потянулся к тонкой ладошке княжны, сжав ее в своих руках и медленно поднеся к своим губам, прижимаясь последним поцелуем. Хотелось, как можно больше, насмотреться на нее, надышаться с ней одним воздухом, но офицер понимал, что время быстротечно, а в его случае - это и вовсе один хрупкий миг. Муравьёв опустил руку от своего лица, всё еще продолжая сжимать ладонь Анны в своих пальцах. Он чуть склонил голову на бок, судорожно всматриваясь в черты ее  красивого лица. Они могли бы быть очень счастливы вместе. Теперь она должна попытаться стать счастливой без него.
[indent]- Ангел мой, прости меня, если сможешь, и не поминай лихом, - Муравьёв чуть сильнее сжал ее пальцы, - И прости, что встречаю тебя в таком неподобающем виде и изношенном платье, - Сергей пожал плечами, - Но до моей смерти хватит и того, что есть, а большего мне и не надо. Сергей Иванович улыбнулся, отводя взгляд в сторону. Когда-то юный капитан Муравьёв говорил, что ему нужно много больше, чем целый мир. Теперь же ему было достаточно и простого рубища.
[indent]- Пообещай мне, милый друг, что ты будешь счастлива, - Сергей схватил Бельскую за плечи, заставляя посмотреть ему в глаза и даже не осознавая, что ей может быть больно, - Пообещай стать счастливой, несмотря ни на что, ибо нечего мне больше желать, кроме как утешения и радости для тебя, моя Аннушка. Но Господь милостив, он даст тебе доброго супруга и здоровых деток. Ты этого заслуживаешь.
[indent]Наконец, поняв, что слишком увлекся, Сергей разжал руки, отпустив Анну из своей хватки, и сделал шаг назад. Негоже им отныне касаться друг друга. Живым - живое, мёртвым - мёртвое.

Прощай и если навсегда, то навсегда прощай.
[indent]Тик-так, тик-так... Внутренние ходики отведенной Сергею жизни яростно зазвучали в голове, напоминая, что скоро этот завод кончится, остановленный чьей-то властной рукой. Тик-так, тик-так... Громким боем отдается в ушах пульсирующая кровь."Я мыслю, следовательно, я существую"  - древний постулат бьется где-то на краю сознания, напоминая, что подполковник еще жив. Тик-так, тик-так... Или это не стук секундной стрелки, это стучат молотки, сколачивая эшафот, на который взойдет через несколько часов Сергей Иванович.
[indent]Муравьёв поискал глазами мерно тикающие часы на стене, но обнаружил лишь потрескавшуюся штукатурку да кое-где облупившуюся краску казённого темно-зеленого оттенка, аккурат под цвет сукна, лежащего на столе, рядом с которым они стояли сейчас с Анной Алексеевной. На мгновение подполковнику подумалось, что так, должно быть, колотится его глупое беспокойное сердце, колотится от близости этой женщины, с которой еще совсем недавно были связаны все его надежды и чаяния. Сейчас это словно бы была не его Аннушка, не его любезный друг, та, которая расцветала прекраснейшей из улыбок, стоило их взглядам на секунду пересечься. Не было больше не той улыбки, не той почти детской непосредственности, те того милого жеманного кокетства, которое Анна включала, тогда еще неумело флиртуя с Сергеем. Сейчас же перед ним была взрослая женщина, которой, конечно же, хотелось семьи, детей, положения в обществе и вечерних посиделок с гостями у камина за партией в вист. Мог ли он, вечно мечущийся, не находящий себе предназначения в мире, дать ей это тихое, уютное семейное счастье? Офицер понимал, что мог, но вот хотел ли... В своих письмах к друзьям и родне он часто писал, что мечтал бы связать себя узами брака, отдалиться от военной службы и заняться философией, но в действительности сердцу его хотелось пылать на благо целого мира, и если для этого нужно было погибнуть на костре подобно средневековой Жанне д'Арк, то он был к этому готов. Ему просто катастрофически нужно было вспыхнуть, словно яркий факел, взвивающийся до небес и так же быстро сгорающий, успев перед этим осветить дорогу идущим за ним людям.
[indent]- Ты помнишь, милый дружочек, - вдруг вновь заговорил Сергей Иванович, глядя куда-то мимо Анны и как-то странно улыбаясь, - Какой прекрасный урожай яблок был этим летом? В Хомутце наварили много яблочного варенья, а ведь его так любит Алексей Григорьевич. Я еще осенью распорядился, чтобы ему отправили несколько банок. Интересно, понравилось ли ему варенье? Ты не знаешь? - Сергей как-то озадаченно посмотрел на Бельскую. Ему оставалось жить всего несколько часов, а он вздумал вести беседы о яблоках.
[indent]- Я, должно быть, сильно подвел твоего дядю, не хотелось расстаривать его еще и неудавшимся вареньем, - подполковник развел руками, как бы извиняясь, - Мне важно знать, что хотя бы ты простила меня, мой ангел, - Муравьёв вновь сделал шаг, подходя ближе к княжне, - Мне сказали, что отец мой проклял меня, но я не верю в это. Добрый мой папенька никогда бы не смог поступить подобным образом. Священник сказал, что они уехали из Петербурга... Что ж, тем лучше, тем лучше. Почему ты тоже не уехала? Столица нынче - весьма мрачное место, - Серж грустно усмехнулся, - Знаешь, это забавно. Завтра нас повесят... - голос его на мгновение дрогнул, но мужчина тут же продолжил, - А кто-то в это время будет принимать у себя гостей, устраивать танцы или игру в бридж. Нет ли у тебя на завтра приглашения на какой-нибудь обед? Если есть, то лучше сходи, - Муравьёв сжал в руке хрупкую ладошку девушки обтянутую тонкой перчаткой, - И, главное, заклинаю тебя, никому не выказывай свою скорбь. А еще лучше, не скорби обо мне вовсе.
[indent]Сергей вымученно улыбнулся, внимательно изучая такое родное и такое знакомое лицо. Вот меж тонких бровей пролегла лёгкая морщинка. Откуда она? Раньше её точно не было. Мужчина потянулся рукой к лицу Анны, словно желая разгладить эту маленькую складочку, но вместо этого лишь провел костяшками пальцев по щеке девушки. Он ведь уже зарекался себе не касаться её, но ничего не мог с собой поделать. В следующее мгновение Сергей наклонился и, не встречая никакого сопротивления, прильнул губами к губам Анны Алексеевны, коротко целуя её, но вложив в этот поцелуй всё, что не мог высказать словами. Всю горечь расставания, всё огромное сожаление и всю ту нежность, что жила в его сердце с того момента, как они впервые встретились несколько лет назад. Муравьёв отстранился, отпуская девушку теперь уже навсегда.
[indent]- Прости меня за этот порыв, милая Аннушка, - на дне зелёных глаз подполковника плескалась вселенская печаль, но ни капли сожаления о содеянном, - Если я хоть сколько-нибудь еще дорог тебе, то пообещай выполнить мою последнюю просьбу, - Сергей Иванович умоляюще посмотрел на свою еще недавнюю невесту, а теперь лишь далекое воспоминание, на которое он не имеет права, - В Хомутце в нашем доме остались двое детей. У них нет никого на всём белом свете,- Сергей помолчал мгновение, - Теперь нет. Это сиротки, которых я усыновил, - мужчина сделал жест рукой, просящий не перебивать его, - В письме я просил своего отца позаботиться о бедных сиротках, но теперь, когда он уехал из России, я не знаю, что с ними могло статься. Аннушка, я не... я не прошу у тебя большего, но узнай хотя бы через Алексея Григорьевича, всё ли в порядке с детьми. Я в ответе за них.
[indent]Сергей поджал тонкие губы, принявшись нервно теребить и без того пообтрепавшиеся за полгода рукава мундира. Просьба, которую он озвучил Анне Алексеевне, была дерзкой и даже где-то возмутительной, но он действительно чувствовал свою ответственность за малюток и помочь им больше было некому в целом мире. Конечно, девушка ничего не была должна ему, но Муравьёв отчаянно надеялся на доброе сердце некогда любившей его Анны.

Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят...
[indent]Вязкая, тягучая тишина, нарушаемая дальним лязгом металлических засовов да звоном уже давно ставших привычными здесь кандалов, окутывала двоих некогда влюбленных людей, прощавшихся навсегда. Можно было молчать, можно было вести разговоры, но неминуемое неумолимо приближалось, отсчитывая последние часы, минут, секунды жизни бывшего подполковника, а ныне государственного преступника Муравьёва-Апостола. Сергей чувствовал, как переживает и нервничает Анна, но изо всех сил старается этого не показать, остаться сильной и смелой в его глазах. А, может, и в своих собственных. Хрупкая девушка, она всегда была сильнее многих, именно поэтому Сергей когда-то и полюбил её, разглядев в ней то, что другие попросту не замечали. Его прекрасная Аннушка, милый дружочек, ей хотелось, чтобы он что-то говорил, Муравьёв знал, что иначе она разрыдается, а этот дом и без того видел не мало слёз на своем веку. К чему орошать этот казенный пол новой порцией боли и истерик? Теперь он должен был быть сильным еще и для нее. Сергей обернулся на дверь, через которую его привёл конвойный, понимая, что скоро за ним вновь придут. Там за стеной были люди, которым предстояло еще жить, долго или коротко, счастливо или горестно, но жить. Сибирь - это тоже Россия и там тоже живут люди. Найдется место и для нескольких десятков несчастных мечтателей и вольнодумцев. Не нашлось лишь для него и его друзей.
[indent]- Ты всегда была слишком добра, моя милая бедная Аннушка, - ласково проговорил Сергей Иванович, - Непременно поезжай на воды, тебе полезен свежий воздух. Дыши им, у тебя есть такая роскошь, - Муравьёв отошел к противоположной стене и прижался к ней спиной, с тоской глядя на Бельскую, - Я не знаю, как выразить всё, чем я благодарен тебе, милый друг. Нежность переполняет мое сердце, когда я думаю о тебе и твоей доброте. Прости, что вообще впутываю тебя в это, но, как понимаешь, мне совершенно не к кому обратиться. Сегодня на свидание приходила моя сестра Екатерина, но она не смогла вымолвить и слова, только рыдала, пока вовсе не лишилась чувств. Я хотел просить её справиться о мальчиках, но бедная моя Катрин была совсем в расстроенных чувствах. Надеюсь, добрый супруг ее Бибиков сумел хоть немного залечить её душевные раны.
[indent]Сергей тяжело вздохнул. Мысли о сестре больно ранили его и без того истерзанное сердце. Было не выносимо от того, что он причиняет столь сильную боль своим родным, которые еще даже не оправились после смерти Ипполита. Ах, бедный его братец! Зачем он приехал в Васильков? Зачем пожелал остаться? Почему он, взрослый и мудрый, не отговорил горячего мальчишку, который еще только начинал жить? Отрадой было лишь то, что совсем скоро они смогут воссоединиться с Поленькой, ведь он так виноват перед ним, что ни в церкви не вымолить, ни на плахе. Не уберёг, не защитил, не сумел заслонить собой... Лучше б его самого убили там под Устюмовкой, лучше бы то ранение в голову оказалось смертельным. Но нет, прозорливый Господь сохранил его для большего. И теперь Сергей должен пройти свой личный путь на свою личную Голгофу и через страдания и смерть обрести Царствие Небесное.
[indent]- Я благодарен Господу, Анна Алексеевна, что он даровал мне такого доброго друга, как вы, - Муравьёв вновь подошел к княжне, становясь напротив, - Надеюсь, я не испортил вам жизни, иначе мне не будет покоя и на Том Свете. Господь милостив, когда-нибудь мы встретимся в его прекрасном Доме, и тогда я смогу вновь обнять вас. Но надеюсь, что это случиться нескоро, - Сергей на мгновение замолчал, в коридоре за закрытой дверью послышалось какое-то шевеление, возможно, это пришли за ним, - Помолитесь обо мне, Анна Алексеевна. Вы ведь... вы пойдете на службу в будущее воскресенье? Поставьте свечки за упокой души рабов Божьих Михаила, Павла, Кондратия, Петра и Сергия, - голос подполковника не дрогнул ни на одном из пяти имён будущих новопреставленных. О чем горевать, когда уже слышится ему, как отпевают их в тюремной часовне, как сыпятся комья тяжелой земли на деревянные крышки их сколоченных наскоро гробов да как воронье кричит над невысоким холмиком их будущей общей могилы. Зачем жили? Зачем боролись? Узнают ли, поймут ли? Но Сергей верил, что дело их будет продолжено в детях, и возродятся они подобно птице Феникс из пепла, чтобы стать вольным ветром, потому что только ему ведома та свобода, о которой были все их мечты и чаяния. А что ветру кандалы и высокие каменные стены? Не удержишь, не запрешь, не сломаешь, как пытались их сломать, заставить отступиться от идей своих и мыслей. Ветер летает, где хочет, и нет на свете силы, которая могла бы его удержать. Но забыли они, что из легкого бриза всегда может разразиться буря.
[indent]- Прощайте, Анна Алексеевна, - в двери лязгнул тяжелый металлический засов, - Не поминайте лихом. А если нечего будет доброго вспомнить обо мне, то и вовсе не вспоминайте, - дверь со скрипом отворилась, но Муравьёв даже не повернулся, прикованный взглядом к глазам Анны, - Я люблю вас. Простите, если можете. И не верьте тому, что вам станут говорить обо мне! Слушайте только свое сердце, оно одно знает правду.
[indent]Сергей, наконец, резко развернулся. Конвоир мялся в дверях, не решаясь прерывать последнее свидание приговоренного к смертной казни, минуты которого давно истекли, но отказать в этой малости обреченному было бы по мнению охранника бесчеловечным. Офицер в последний раз обернулся, улыбнувшись княжне, как когда-то много лет назад. Словно не было никогда семёновского дела, словно не было ссылки в Малороссию, словно никто не слышал о Южном обществе, не готовил и не поднимал восстание... Словно впереди их ждала долгая счастливая жизнь. Но для неё теперь без него.